БАЛЛАДАО ГОЛУБОМ ПЛАТКЕНа привалах падая устало
И меся в походах снег и грязь,
В голубом платке, не по уставу,
За пехотой девочка плелась.
В стопудовых сапогах и каске,
С медицинской сумкой на боку —
Ты дружила с нами по-солдатски
И дарила пайку табаку.
Первое крещение. Город Пёно.
Самолет над станцией застыл.
Девочке, немного удивленной,
Так хотелось разглядеть кресты.
Но качнулось небо, настигая,
Словно небывалая гроза.
Под платком застыли, не мигая,
Узкие, болотные глаза.
Самолет над линиями рыскал,
Расставлял багровые столбы.
У вагонов, запылавших близко,
Вскидывалась лошадь на дыбы.
Полз разведчик и стонал невнятно, —
Ты метнулась, все забыв, к нему...
Этот парень не придет обратно,
Не заглянет в душу никому.
Торопливо, не жалея марли,
Бинтовала парня невпопад.
Навсегда глаза твои впитали
Этот затуманившийся взгляд.
Первое крещенье. Город Пёно.
Сосны — обгорелые стволы.
Ты узнала, как мужчины стонут
И земля седеет от золы.
***
Слышишь, мина добычу ищет?
И жара — хоть воды глоток!
На трясине, под Езерищем,
Побывал голубой платок.
Тут смешалось теченье суток —
Наступаем который раз...
И опять — отобьем ли хутор?
С кем расстанемся через час?
Льётся тонкий писк чаечонка,
Зарумянился бересклет.
Как не вспомнить сейчас, девчонка,
Что тебе девятнадцать лет?
Счастье...
Что это?
Сказка?
Птица?
Где ты прячешься? Отзовись!
...У бойцов земляные лица
И глаза опущены вниз.
***
...Лежат... И жажда... И атака...
И пятна крови на бинтах...
Тяжелый пулемёт затакал
И, задохнувшись, смолк в кустах.
А воздух, как тянучка, вязок.
Парок исходит от спины.
Ребята не снимают касок,
Хотя они раскалены.
Как порох — жизнь:
Сверкнет — и сдунет!
А солнцу — снова жечь и жечь,
И также радоваться — людям,
И соснам — тишину стеречь...
Девчонка веточку сломала,
С лица сняла лесную нить:
Она сама не понимала,
Чего хотела: спать ли?.. пить?
Она сама не понимала,
Что ищет: счастье ли?.. беду? —
И в полный рост на бруствер встала
У батальона на виду.
***
Она, как птица, поднялась,
Одна, среди болотных кочек.
Мелькнул у воспаленных глаз
Небесной чистоты платочек.
С платком, бегом, совсем не в сказке,
А здесь, под небом голубым,
Светловолосая, без каски,
От пуль отмахивалась им.
Да, в жизни нашей есть причины,
Когда охрипшим — надо петь,
Когда угрюмые мужчины
Идут за девочкой на смерть.
Они вошли в горящий хутор,
Что взять неделю не могли...
А девочка ослабла будто —
Легла у яблони в пыли.
Она щекой траву примяла,
Как яблоневый цвет, бела;
Она сама не понимала,
Какой прекрасною была!
Она счастливая лежала,
Её плечо платок обвил.
И по щеке слеза бежала —
Прекрасней первых слёз любви!
1944 г.
Савинов Е.Ф. Горькая нежность. – Ярославль : Верхне-Волжское книжное издательство, 1969. – С. 19-22
***
Пламя
крыш черепицу лижет.
Над фольварком пожара клокот...
Меж чужих обгорелых книжек —
Неразрезанный томик Блока.
Он измят, он в пыли, без корок
И с разорванным вкось портретом
Человека, что с детства дорог,
Что был первым моим поэтом.
Мы наутро в бой уходили,
Каждый сердцем был где-то далеко...
Я читал, отряхнув от пыли,
Отвоеванный томик Блока.
1945 г.
Савинов Е.Ф. Июнь моего поколенья. – Ярославль : Верхне-Волжское книжное издательство, 1973. – С. 11
ПАННОВ Германию дорога привела...
Фольварк — без крыш, и старый
зал — калека.
В бою панно готического века
Вторая рота из огня спасла.
Под сапогом — немецкие патроны,
Хрустит стекло, как на зубах песок.
Но детский позолоченный висок,
Улыбку робкую — никто не тронул.
Склонился ангел с выси голубой
И в кулаке сжимает молний
слиток...
Художник думал: ангелы —
защита
От времени и от беды любой.
Я видел под Москвой такой же зал,
В грязи панно и небо вместо
крыши...
И голос гнева в сердце я услышал,
И этот голос в бой меня позвал.
Родник искусства! Кто не на словах
К тебе приник, — те силу обретают.
Резец и кисть твою оберегают
Мечтатели в кирзовых сапогах.
1945 г.
Савинов Е.Ф. Июнь моего поколенья. – Ярославль : Верхне-Волжское книжное издательство, 1973. – С. 13-14
МЕДАЛЬ «ЗА ОБОРОНУ МОСКВЫ» Дыша соляркой, жаркою и горькой,
У Минина с Пожарским на виду
По площади неслась «тридцатьчетвёрка»,
Чтоб от столицы отвести беду.
Не знаю, жив ли он, танкист геройский, —
Растаял дым, и отгремела сталь.
Но ту минуту у стены кремлёвской
Хранит на броне старая медаль.
Под Яхромой тревожными ночами,
Под Ржевом где-то в час лихих кручин
Нас люди окрестили москвичами.
Ну что же — москвичи так москвичи.
А были мы из Нерехты, из Шуи,
Из ярославских и смоленских мест.
Не сетуя, свою судьбу большую
Несли по жизни прямо — не в объезд.
И время покорялось нашей силе,
И круто изменилось бытие...
Да, мы собой столицу заслонили
И ныне кормим, матушку, её.
Да, это так! Надёжней нет поруки,
Нет на земле добрей и горячей,
Чем эти
дело знающие руки
Прощальных в России москвичей.
Савинов Е.Ф. Июнь моего поколенья. – Ярославль : Верхне-Волжское книжное издательство, 1973. – С. 50
ДЕНЬ ПОБЕДЫ ...И после первого дождя
Повисла радуга сквозная.
Остыли пушки.
Речь вождя
Мы слушали, запоминая.
И стало на земле светлей,
День возникал, как счастья веха.
Победа Родины моей
Сверкает радугою века.
Савинов Е.Ф. Мастера весны : Стихи. – Ярославль : Ярославское книжное издательство, 1953. – С. 3